«Люди. События. Идеи» (к 800-летию города Юрьевца). Юрьевецкий купец Семен Васильевич Катюшин — … и падение
Если во время активной работы мельницы истцом выступал сам Катюшин, то после фактической остановки предприятия в мае 1911 г. иски посыпались уже на него. Хлеб для мельницы, как мы уже выяснили, закупался на самарских пристанях. Поэтому первым недовольным кредитором оказался ставропольский купец Никанор Михайлович Субботин.
Вексель С.В. Катюшина ставропольскому купцу Н.М. Субботину. 1910 г.
Катюшин занял у него в несколько приемов с июля по сентябрь 1911 г. 10350 руб. Иск на взыскание этой суммы был подан в июле 1912 г. поверенным Субботина Н.А. Самойловым. Деньги занимал естественно, не сам Семен Васильевич, которому к этому времени было уже за 80, а его старший сын – Иван Семенович.
Акт о протесте векселя С.В. Катюшина нотариусом И.И. Толмачевым. 1911 г.
Костромской окружной суд 20 июля 1912 г. постановил, что Катюшин должен выплатить Субботину деньги с процентами, а также возместить сумму за протест векселей и судебные издержки. А в ноябре 1912 г. к Катюшиным — Ивану и Григорию Семеновичам — предъявил иск поверенный Юрьевецкого городского общественного банка П.В. Соколов. Им были представлены три векселя — от 17 февраля 1912 г. на 1500 руб., от 14 марта 1912 г. на 600 руб. и от 26 августа 1912 г. на 500 руб.
Акт о протесте векселя И.С. Катюшина нотариуса В.Ф. Пясецкого. 1912 г.
Все они были получены Иваном от Григория Семеновича, а тот, в свою очередь, занял деньги из общественного банка.
Вексель И.С. Катюшина Г.С. Катюшину. 1912 г.
На судебное разбирательство братья не явились. Так что 8 ноября 1912 г. в квартиру Катюшина (в доме его отца при мельнице) наведались судебные чиновники – для описи его имущества.
Жена Ивана Семеновича Ольга Никандровна показала, что сам хозяин отбыл по торговым делам в Нижний Новгород. Как же жил один из богатейших купцов Юрьевца? Письменный, обеденный и ломберный столы, девятнадцать венских и шесть простых стульев, диван и два кресла, четыре зеркала, книжный шкаф, два шкафчика и три буфета, а также 14 цветов в кадках и горшках — все имущество Катюшина потянуло на 125 руб. Этого для обеспечения суммы иска было явно недостаточно. Так что 22 ноября 1912 г. у Катюшина вновь появились чиновники — пристав окружного суда М.П. Русинов и представитель банка Соколов.
Исполнительный лист о наложении ареста на имущество И.С. Катюшина по иску общественного банка. 1912 г.
Катюшин сундуки и чуланы отпирать отказался — не помогло и появление полицейского надзирателя И.Е. Стафеева. Лишь Ольга Никандровна предъявила чиновникам роспись своего имущества, хранящегося в сундуках. Были описаны пропущенные прежде стенные часы, висячая лампа, самовар — всего на 12 руб. На следующий день Соколов с товарищами пришел снова — на сей раз дома была дочь Ивана Татьяна, которая объявила, что все имущество в сундуках принадлежит ей, а вовсе не отцу. И все же опись имущества заставила Ивана действовать активнее. Деньги он возвратил, так что 3 декабря 1912 г. Соколов просил судебного пристава исполнительные листы вернуть «ввиду полного удовлетворения долга банка» ответчиком.
Прошение поверенного Юрьевецкого общественного банка о взыскании долга с С.В. Катюшина. 1912 г.
В 1914 г. Катюшины терпят окончательный крах. Мельница в Юрьевце продается рыбинскому Товариществу А.В. Жилова, двухэтажный дом в центре города (где проживал Григорий Семенович) — мясоторговцу Д.И. Щепетинщикову. В октябре 1914 г. последний жаловался на прежнего хозяина. По словам Дмитрия Ивановича, участок земли с домом перешел к нему по купчей от 23 июня 1914 г. Когда он объявил об этом жильцу, Григорий пожелал остаться в доме на правах арендатора — до «приискания» новой квартиры, с платой 30 руб. в мес. Съехал он 21 октября 1914 г., но денег Щепетинщикову так и не заплатил. Всего он был должен 108 руб., но суд учел, что никакого письменного договора между сторонами не состоялось — иск мясоторговца был отклонен.
Дело городского судьи г. Юрьевца по взысканию долга с Г.С. Катюшина по иску Д.И. Щепетинщикова. 1915 г.
Кстати, перебрался Григорий Семенович на квартиру в дом Ивана Андреевича Сафонова на Еленинской ул. В ноябре 1916 г. на него жаловалась сестра Сафонова А.А. Никифорова, получившая по духовному завещанию брата часть земли при доме. Григорий же якобы не давал ей воспользоваться этим правом и отгородить свой участок. Правда, в ходе разбирательства она уточнила, что никаких действий Катюшин не предпринимал и лишь в будущем грозился воспрепятствовать ей. Этот небольшой эпизод ярко свидетельствует об отношении к пришельцам из Кинешемского уезда среди местного населения — в городе их явно не любили и побаивались.
Прошение А.А. Никифоровой на Г.С. Катюшина. 1916 г.
Мельницу, находившуюся на арендованной у города земле, Катюшин продает более удачливому конкуренту — рыбинскому купцу Василию Александровичу Жилову. Это вызвало недовольство городской управы — в июле 1914 г. она обратилась с иском по этому поводу в Костромской окружной суд.
Заявление Юрьевецкой городской управы по делу об иске с С.В. Катюшина. 1914 г.
В нем отмечалось, что новый хозяин, огородив участок, «излишне захватил» 46 кв. саж., а также при постройке сарая «часть арендованной земли срыл на глубину четырех аршин, отчего получился оползень принадлежащей городу горы». Потому необходимо снести все постройки, возведенные Жиловым. Впрочем, главные претензии были к прежнему арендатору — он не внес арендную плату за текущий год, а также не испросил согласия управы на передачу земли новому лицу. Окружной суд в сентябре 1914 г. принял решение взыскать с Катюшина как аренду, так и проценты по ней на текущий срок (деньги вносились 1 января, так что проценты набежали уже за полгода), а вот постройки нового хозяина разрешено было оставить.
Дело по взысканию Юрьевецкой городской управой недоимки с С.В. Катюшина. 1914 г.
Кроме управы, претензии к Семену Васильевичу нашлись и у другого крупного «игрока» на торгово-промышленном поле Юрьевца — управляющего Кривозерским лесопильным заводом Э.Г. Бранта И.И. Зинина.
В начале мая 1914 г. он сообщал в окружной суд, что с декабря 1906 г. по март 1910 г. с завода кинешемскому купцу С.В. Катюшину отпускались дрова, доски и другие материалы. Первоначально все суммы уплачивались, а потом начали задерживаться, так что в итоге Семен Васильевич остался должен 439,3 руб.
Прошение управляющего Кривозерским заводом И.И. Зинина о взыскании долга с С.В. Катюшина. 1914 г.
Ему несколько раз посылались счета, за деньгами отправлялся конторщик — все тщетно. Свой иск Зинин подтверждал исчерпывающей выпиской из ресконтро. Всего в 1906/07 г. Катюшин получил материалов на 422,73 руб., в 1907/08 г. — на 569,1 руб., в 1908/09 г. — на 1167,6 руб., а в 1909/10 г. — на 679,3 руб. К этому времени хозяин мельницы проживал уже на родине — в Решетихе, на суд он явиться так и не соизволил. В результате в августе 1914 г. судебный пристав окружного суда М.П. Русинов получил от поверенного Зинина А.Я. Болдыревского исполнительный лист на взыскание исковой суммы с имущества Катюшина — движимого и недвижимого (половина каменного дома в нижней части Юрьевца).
Опись движимого имущества С.В. Катюшина в юрьевецком доме. 1914 г.
Вторая половина этого дома вместе с баней, флигелем, конюшней и землей (409,5 кв. саж.) в середине 1914 г. отошла Ивану Семеновичу Катюшину. Опись катюшинской «движимости» была произведена 7 августа 1914 г.: под нее попали лошадь, корова, крытая повозка, шарабан и бревенчатый амбар на каменных опорах (общей суммой на 305 руб.). Всего этого Семен Васильевич, уже едва двигавший рукой (что заметно по его подписям на повестках в суд) должен был лишиться.
Извещение о получении судебного письма С.В. Катюшиным. 1915 г.
Таким образом, попытка войти в число крупных хлеботорговцев Верхневолжья со стороны недавнего крестьянина потерпела крах. Вложив огромные деньги в строительство мельницы и налаживание контактов с хлебными поставщиками, Катюшин не пережил первого же серьезного неурожая, поскольку не имел ни хороших кредиторов, ни значительных средств в обороте. Судя по всему, эта неудача сильно подорвала здоровье Семена Васильевича. Он постепенно отходит от дел, передав значительную часть своих активов сыновьям. В марте 1914 г. он подарил свой кожевенный завод в Белоусихе среднему сыну – Якову Семеновичу (который руководил им, пока двое других братьев с отцом пытались наладить производство в Юрьевце). Цена всему даримому имению в актах была объявлена смехотворная — всего 900 руб., включая завод со станками. Этот поступок, судя по всему, должен был уберечь главный актив Катюшиных от притязаний кредиторов. По этой же причине сыну Ивану Семеновичу перешла половина двухэтажного дома в Юрьевце со всеми надворными постройками.
Выпись из крепостных книг с дарственной записью С.В. Катюшина сыну Якову на земельный участок в Белоусихе. 1915 г.
Тяжелая ситуация с крахом юрьевецкой затеи привела к серьезным умственным повреждениям у главы семейства. Сказывался и возраст. Уже в феврале 1914 г. по запросу Нижегородского полицейского управления о недоимках за недвижимость на С.В. Катюшине в сумме 320,1 руб. Кинешемское полицейское управление сообщало, что все долги за отца «страдающего ныне серьезной болезнью» платит Иван Семенович. В середине августа 1915 г. особое присутствие Костромского губернского правления провело заседание по освидетельствованию умственных способностей Семена Катюшина. Из ответов обследованного стало ясно, что он «страдает расстройством умственных способностей». Акт был направлен на ревизию в Сенат, который на исходе октября подтвердил решение особого присутствия.
Копия указа Сената о сумасшествии С.В. Катюшина. 1915 г.
Необходимо было немедленно установить опеку над личностью больного и его имуществом. В ноябре 1915 г. Костромское губернское правление сообщило Кинешемскому сиротскому суду, что Катюшину принадлежат три полукаменных дома с надворными постройками и валяльный завод в Решетихе, а также полукаменный дом с надворными постройками и валяльный завод в Белоусихе.
Опекуном был назначен младший сын Семена Васильевича — проживавший в Юрьевце Григорий. Но оказалось, что он состоит с отцом в тяжбе (иск был предъявлен в октябре 1914 г.), так что старшие братья Иван и Яков в январе 1916 г. просили Григория от обязанностей опекуна освободить.
Прошение И.С. и Я.С. Катюшиных об отмене назначения опекуном отца Г.С. Катюшина. 1916 г.
Новым опекуном был определен средний сын – Яков Семенович. Однако он от этой «почетной миссии» отказался и просил избрать опекуном отца еще одного известного заводчика — крестьянина д. Вахуток П.И. Копылова.
Заявление Я.С. Катюшина об отказе от опекунства над отцом. 1916 г.
Но суд оставил свое решение в силе — опекуном престарелого отца в январе 1916 г. все же был назначен Яков, три месяца спустя получивший копию с описи отцовского имущества «для руководства по управлению опекой». По отчетам опекуна, весь доход, некогда приносимый внушительным заводом Катюшина, ограничивался небольшой суммой, уплачиваемой за аренду мельницы в д. Самсонихе (в 1916 г. – 25 руб., в 1917 г. — 125 руб.). При этом старым постройкам в Решетихе требовался ремонт, на содержание и одежду родителя Иван Семенович тратил 100 руб. в год. Всего за два года им было истрачено на опеку 279,3 руб. – перерасход из собственных средств составил 129,3 руб.
Отчет опекуна Я.С. Катюшина об управлении имениями отца в 1916 г.
Очевидно, что в ходе строительства юрьевецкой мельницы Катюшину пришлось основательно потратиться – причем большая часть средств изымалась им из прибылей, полученных в основном бизнесе. Доходы сапоговаляльных заводов в годы Русско-японской войны, требовавшей значительных поставок валенок для действующей армии, сильно возросли. Это и позволило выделить средств для устройства мельницы. Но ее строительство продолжалось долгих три года, а первые доходы от нового предприятия были невелики. Денег из «основного производства» изымалось все больше, так что рост его сильно замедлился. Если к 1909 г. на заводе в Белоусихе работало уже 122 чел., то к 1912 г. численность рабочих сократилась до 94 чел. На заводе имелся четырехсильный локомобильный двигатель, годовой объем производства составлял 51645 руб. Всего в кинешемском кусте крупных сапоговаляльных заводов к 1912 г. насчитывалось 30 предприятий: 16 в Никитинской волости, 12 в Шевалдовской, а также по одному в Махловской и Мордвиновской волостях Юрьевецкого уезда (заводы М.А. Чиркова в д. Ваньково и П.М. Гарпова в д. Михайлово). Впрочем, этот куст предприятий логичнее именовать не кинешемским, а елнатским – почти все они располагались по берегам р. Елнати, или в небольшом отдалении от них. На этих заводах трудилось 1467 рабочих, общий объем производства составлял 753,6 тыс. руб.
При этом катюшинский завод оказался уже далеко не лидером. Самое крупное производство находилось в Журихино – на заводе Филиппа Степановича Комарова трудились 120 чел., объем производства составлял 86000 руб. Немного уступали ему предприятия Павла и Дмитрия Ивановичей Копыловых в Больших Вахутках (161 чел., 71340 руб.), Ивана Яковлевича Носкова в Кислячихе (191 чел., 70500 руб.) и Михаила Егоровича Бузыкалова в Матвееве (96 чел., 69277 руб.). На четвертом месте располагался антипинский завод Ивана Федоровича Лобанова (120 чел., 60000 руб.) и лишь пятое занимал завод С.В. Катюшина в Белоусихе. Впрочем, управление им сразу после отъезда отца и старшего брата в Юрьевец принял Яков Семенович. Он сумел сохранить предприятие на плаву, хотя это далось явно непросто. Когда в ноябре 1915 г. имение Катюшиных в Решетихе и Белоусихе было описано, оказалось, что сапоговаляльный завод в их родной деревне был остановлен, работа на нем не велась. В опись попал заводской каменный двухэтажный корпус (5000 руб.), три деревянных сарая, овин и погреб при нем (1210 руб.). На заводе имелась чесальная машина и паровой котел (1100 руб.).
Но в целом, родовое имение Катюшиных в Решетихе было весьма богатым и сделало бы честь любому крупному фабриканту: четыре больших дома (одноэтажный каменный с мезонином, двухэтажный деревянный с мезонином и два полукаменных двухэтажных с мезонинами), каменные палатка и кладовая, шесть деревянных сараев и два амбара. При трех двухэтажных домах имелись многочисленные надворные постройки: три конюшни, по две бани и сторожки, подвал одноэтажного каменного дома занимала еще одна кладовая. Общая стоимость решетихинской недвижимости Катюшиных составляла 20600 руб. Непосредственно для жилья использовались два двухэтажных дома – деревянный и полукаменный. В первом имелись 13 венских стульев, три зеркала, четверо стенных часов, шкаф и два гардероба, во втором – две горки, пять буфетов, шесть зеркал, семь столов, письменный стол, простой стол, два ломберных стола, 18 простых и 60 венских стульев. Разве что читали крестьянские промышленники маловато – всего было описано 27 томов «книг разных священного писания». Это скромное количество не идет ни в какое сравнение с обширными библиотеками крупнейших фабрикантов нашего края.
Опись имущества С.В. Катюшина. 1915 г.
В Белоусихе жилой дом имелся только один – одноэтажный полукаменный с кладовой в подвале (стоимость – 5000 руб.). В качестве мебели описаны 14 венских стульев, горка, два гардероба, зеркало, раздвижной стол. На дворе имелись лошадь и корова. Судя по всему, в этой довольно аскетичной обстановке проживал реальный хозяин завода – Я.С. Катюшин. При доме имелась также отдельная каменная кладовая (2000 руб.). Промышленные постройки были более значительны: двухэтажный каменный валяльный завод с двумя шерстобитными и одной щипальной машинами, пять сараев, каменная сушилка, каменная стирка, деревянная кочегарка и мельница (общая стоимость – 6380 руб.). На другой стороне Елнати шло интенсивное строительство – здесь зафиксированы сарай без крыши и около десятка деревянных срубов, а также на 410 руб. теса – кровельного, полового и «горбушиника». Для рабочих были возведены две работных избы и деревянная баня. Кроме того, на кладовых при заводе хранилось значительной количество шерсти: «клоку» и бритой в кипах с литерами «ЯСК» — на 82 руб., рассыпанной 33 пуда на 265 руб. Для хранения сырья Катюшиным арендовался также склад А.А. Мягковой, располагавшийся в той же Белоусихе – там хранились 53 кипы шерсти, заклейменные литерой «ЯСК». Когда эта шерсть была описана, Яков Семенович представил не только договор с Мягковой на аренду склада, но и четыре счета на покупку шерсти у разных продавцов. Три из них были даны им в августе 1915 г. на Нижегородской ярмарке – он купил у Ф.В. Налетова, Я.Т. Кузнецова и Д.С. Щаникова шерсти в общей сложности на сумму 3443 руб. 42 коп. Еще один счет был дан Яковом Семеновичем в январе 1915 г. – по нему он приобрел у того же Кузнецова шерсти на 399 руб. 75 коп. Эти документы (особенно клеймо «ЯСК») свидетельствовали, что Яков Семенович лично занимался шерстобитным производством.
Впрочем, «перераспределение обязанностей» между членами семейства случилось очевидно, уже после того, как Семен Васильевич окончательно впал в «сумасшествие». В первые годы после краха хлебного бизнеса глава семьи с энтузиазмом взялся за возрождение прежнего производства. Об этом свидетельствует дело по иску крестьянина д. Соболева Макарьевского уезда Ф.С. Груздева к С.В. Катюшину. Истец поступил на сапоговаляльный завод в Белоусихе на срок с 27 сентября по 25 декабря 1913 г. Всего он заработал 28 руб. 76 коп., а получил от Семена Васильевича лишь 15 руб. В деле сохранилась расчетная книжка, выданная Груздеву из раздаточной конторы С.В. Катюшина в Белоусихе, согласно которой рабочий обязывался «производить выстирку валеных сапог разных сортов из даваемого материала колпаков» заводской конторы.
Расчетная книжка Ф.В. Груздева, рабочего завода С.В. Катюшина. 1913 г.
Имеются в книжке и расценки за работу: 23 коп. за мужскую пару, 19 коп. – за женскую и 14 коп. – за подростковую. Всего за три месяца Груздев «выстирал» 186 мужских, 19 женских и 36 подростковых пар на общую сумму 51 руб. 43 коп. Контора осталась должна ему 28 руб. 76 коп., в ноябре 1914 г. из них было выдано еще 15 руб. Таким образом, притязания рабочего были вполне обоснованными. Но на суде 31 марта 1915 г. (там интересы Семена Васильевича представлял старший сын Иван) было решено, что поскольку запись о выдаче денег «ответчиком не подписана», доказательством ее считать нельзя. Исходя из этого, иск был отклонен. Как видим, всего за год до своего «сумасшествия» Семен Васильевич активно ведет дело на родном заводе в Белоусихе.
Копия доверенности С.В. Катюшина сыну Ивану на ведение судебных дел. 1915 г.
Здесь стоит остановиться на том, что в целом представляла собой костромская сапоговаляльная промышленность к 1910 г. В обзоре шерстяной промышленности губернии, подготовленном кустарным отделом Костромского земства, отмечено, что всего в губернии насчитывалось 22819 чел., занятых валяльно-катальным промыслом (в том числе 3412 чел. женщин). Подавляющая часть из них (почти 86%) приходилась на четыре уезда: Макарьевский (7205 чел.), Кинешемский (6282 чел.), Кологривский (3520 чел.) и Юрьевецкий (2572 чел.). При этом примерно половина шерстобитов занималась отхожим промыслом, половина — оседлым. Последние были сосредоточены в районе Никитинской и Шевалдовской волостей Кинешемского уезда, а также соседних волостей Юрьевецкого уезда — Махловской, Мордвиновской, Семеновской, Подмонастырной. В остальных районах «шерстобит-каталь — отхожий промышленник, уходящий в поисках работы в восточные губернии России и в Сибирь». Добавим к тому, что большая часть макарьевских «отходчиков» работали именно на заводах елнатского куста предприятий (как недавно упомянутый рабочий завода в Белоусихе Ф.С. Груздев). Естественно, в районе оседлой промышленности значительную долю рабочих составляли женщины и дети — в Кинешемском и Юрьевецком уездах к женскому полу принадлежало почти треть шерстобитов, а в Кинешемском уезде 8,5% рабочих составляли подростки от 8 до 13 лет. Авторы обзора особо отмечали, что следствием перехода промышленника к оседлому состоянию является падение его заработка, а также «развитие антисанитарных условий жизни вследствие превращения жилых помещений в мастерские». Широкое использование детского труда отрицательно отражалось на воспитании подростков, отрывая их от школы — население Никитинской и Шевалдовской волостей было наименее грамотным из всего Кинешемского уезда.
Обзор общего положения шерстяной промышленности в Костромской губернии. 1910 г.)
По подсчетам авторов обзора, рабочий «на отходе» получал в месяц «чистыми» около 12 руб., четверть из которых расходовал на питание. Кустарь же получал примерно 16 руб. в мес., но расходов терпел гораздо больше — на купоросное масло, дрова, пемзу… Кроме того, заводской рабочий получал оплату только личного труда, а кустарь — целой семьи. Да и работал последний значительно дольше (16-17 часов против 11-13 часов у рабочего на заводе). К 1908 г. надзору фабричной инспекции подчинялись лишь 30 валяльно-катальных заводов губернии (816 рабочих), тогда как общее число катальных заводов в Кинешемском и Юрьевецком уездах было почти впятеро выше (144). «Цифры эти показывают, как мало еще крупно-заводская форма производства овладела промыслом» — отмечал автор отчета. Шерстобитных и шерсточесальных машин было очень немного, господствующими орудиями являлись «биток, лучок и решетка».
Как же обрабатывали шерсть на домашних заводах? Прежде всего, ее мыли, очищали от сора, перещипывали и перебивали руками. Далее она сушилась в печи, после чего производилось битье. Шерсть помещалась на решетку из тонких деревянных плашек, подвешенную под углом, так что в середине образовывался желоб. С помощью струны (туго натянутой овечьей кишки) и «напалка» (деревянной дощечки с зубцом) шерсть разбивалась и по желобу «стекала» на пол уже совершенно разбитой. Затем она помещалась на «ватовище» (кусок холста определенного размера). Далее слой накатывался на «закатывальник» (салфетку из холста с палочками, вшитыми в кромку). Шерсть катали до тех пор, пока она не сплющивалась, затем полученный блин складывали и катали вновь, постепенно придавая ему форму обуви. На носок, подошву и каблук накладывались дополнительные слои шерсти. Полученная обувь погружалась в кипяток, после чего начиналась работа «стираков». Стирка (укладывание и уминание) производилась на досках до тех пор, пока сапог не принимал надлежащую форму. Затем сапог надевался на колодку и начищался пемзой — это была работа «бритухов». Вычищенный сапог вновь сушился, после чего «подчищался» окончательно.
Значительная часть крупных заводчиков отдавала как минимум половину «полуфабрикатов» для стирки на сторону (здесь можно вспомнить тяжбу Катюшина с вотолинскими крестьянами Воронцовыми). За стирку одной пары платили 30 коп., причем в сутки трое рабочих («стирак» с двумя «бритухами») срабатывали до 15 пар. При этом фабриканты брали условие работать не более 10 пар в день, поскольку в противном случае качество стирки получалось слишком низкое. Работали кустари в банях, куда ставился котел для заварки. Обстановка в этих заведениях была ужасная: «Стирни сплошь покрыты плесенью, часто без полов, с очень маленькими окнами». На заводах стираки трудились сдельно (вновь вспоминаем дело макарьевского рабочего Ф.С. Груздева). В целом, широкое распространение валяльно-катальной промышленности на границе Кинешемского и Юрьевецкого уездов не слишком благотворно отражалось на социальной ситуации: «ужасная обстановка труда» шерстобитов понижала их «моральное и физическое благополучие», вела к развитию пьянства и приводила в упадок земледельческое хозяйство. Были селения, в которых процент запустивших пашню лиц поднимался выше половины — такого не наблюдалось даже в чисто фабричных районах.
В годы Первой мировой войны армии вновь потребовалось значительное количество «валяных сапог». Поэтому основному бизнесу Катюшиных, несмотря на неудачу с юрьевецкой мельницей, вряд ли грозили серьезные проблемы. Все должно было измениться после революционных событий 1917 г. Но увидеть этого основателю «катюшинского дела» уже не довелось: в октябре 1918 г. Кинешемский отдел социального обеспечения сообщал наследникам, что опека над имуществом умершего С.В. Катюшина прекращена и опекун Яков Семенович «от этой должности уволен».
Сообщение Кинешемского отдела социального обеспечения о смерти С.В. Катюшина. 1918 г.
Так бесславно окончилась попытка крестьянских промышленников выбиться в городские купцы. Но пятиэтажная паровая мельница, возведенная Катюшиным на Покровской улице г. Юрьевца, никуда не исчезла. Ее новым владельцем стало «Торгово-промышленное товарищество А.В. Жилова». Рыбинский купец Александр Васильевич Жилов (1854-1909) — один из крупнейших хлеботорговцев Верхневолжья, владелец нескольких паровых мельниц, щедрый благотворитель.
План участка с мельничными постройками В.А. Жилова. 1914 г.
Первую свою мельницу Жилов построил на левом берегу Волги напротив Рыбинска в 1883 г. по собственным чертежам. После его смерти дело перешло к супруге Марии Александровне и сыновьям — Василию, Андрею и Ивану. Ими было построено еще несколько мельниц — в Елабуге Вятской губернии, Мензелинском уезде Уфимской губернии, открыто торговое представительство в Москве. А еще одним активом рыбинских хлебных королей стала юрьевецкая мельница, приобретенная у разорившегося С.В. Катюшина в 1914 г.
Уже в 1915 г. продовольственная проблема накрыла «непроизводящие» губернии Верхневолжья, а к исходу 1916 г. она стала едва ли не центральной для местных властей. Работа мельницы ставится под контроль губернского продовольственного совещания. Возглавлял его с октября 1915 г. Б.Н. Зузин, а в Юрьевце председателем уездного совещания был Василий Петрович Грибунин — глава земской управы. Еще в октябре 1916 г. Зузин запретил продавать муку, но владелец юрьевецкой мельницы Василий Александрович Жилов эту бумагу игнорировал. К этому времени в уезде уже ощущался недостаток ржаной муки, о чем В.П. Грибунин информировал уездную управу. Когда в начале ноября от Жилова потребовали представить данные о количестве и цене проданной в октябре муки — хлеботорговец этому также не подчинился. В связи с этим для выяснения указанных сведений по книгам мельницы был командирован земский агроном С.Д. Магницкий. Он же должен был произвести реквизицию муки на мельнице для продажи населению уезда по фиксированным ценам. Жилову было предложено сдать всю наличную муку «ценами костромских мельниц». Учет муки был произведен 11 декабря 1916 г. В двух лавках (при мельнице и на базаре), а также на двух складах (самого Жилова и Волжско-Камского банка) оказалось 4005 пудов разных сортов пшеничной муки и 274,5 пуда ржаной. При этом не учитывалась находившаяся на мельнице мука денной выработки (ее, по сообщению мельничного старосты, вырабатывалось до 1500 пудов в день). Впрочем, описанная в лавках Жилова мука была по просьбе служащего А.С. Оскерко освобождена от секвестра и пущена в розничную продажу жителям Юрьевца. Оскерко обязался вернуть ее «из первых выходов муки после пуска мельницы».
Письмо А.С. Оскерко уездному агроному А.М. Чехомову о разрешении продажи муки. 1916 г.
Зерно для мельницы закупалось у Волжско-Камского банка — всего его в Юрьевце находилось до 350 тыс. пудов. Еще часть муки была «заарестована» в пути в Елнати и отдана на хранение местному обществу потребителей. Вся она была реквизирована у Жилова по установленным ценам: всего 8315 пудов муки в Юрьевце и 2400 пудов в Елнати на общую сумму 33801,2 руб.
Телеграмма В.П. Грибунина Б.Н. Зузину о реквизиции муки у В.А. Жилова. 1916 г.
21 декабря 1916 г. Грибунин получил телеграмму от губернского уполномоченного Б.Н. Зузина: «Реквизированную пшеничную муку Жилова передаю Вам для снабжения населения уезда по назначенной мной реквизиционной цене». После 15 декабря 1916 г. работа мельницы была остановлена «вследствие натяжки и сращивания новых канатов», а также перехода на нефтяное отопление. Неделю спустя, после отказа служащих мельницы выдать ключи, они были изъяты с помощью уездного исправника. Была описана мука, выработанная после прежней реквизиции — ее оказалось 675 мешков по 4 пуда в каждом. Вся она была изъята и перевезена на склады земства.
Надо сказать, что юрьевецкая мельница была восстановлена, но так и не подверглась серьезной модернизации. В годы Первой мировой жиловскому товариществу изыскать средства на это было чрезвычайно сложно. В результате общее состояние мельницы к исходу 1917 г. было весьма плачевным. 24 декабря 1916 г. юрьевецкий уездный агроном А.М. Чехомов сообщал, что в настоящее время мельница не работает — в ней идет ремонт котлов для перехода на нефтяное отопление. Воды для мельницы постоянно не хватало, отчего происходили частые остановки в работе. Насос для подачи воды из Волги работал неудовлетворительно — уровень воды падал, трубы оголялись, подача прекращалась. Было в оборудовании мельницы и много других недочетов — «труб не хватает, паровая машина слабосильна, все движущие средства в работу пустить не может». Плохо было организовано и управление предприятием — администрация сосредотачивалась в лице владельца, который проживал в Москве, а с местными служащими общался с помощью телеграмм, лишь изредка навещая Юрьевец. Управляющего на мельнице не имелось, опытные рабочие разбегались — словом, чувствовалась «полная дезоргнизованность». В таком тяжелом состоянии жиловское предприятие вступало в новую эпоху...