«Люди. События. Идеи» (к 800-летию города Юрьевца) -2

Александровский винокуренный завод

В предыдущем выпуске мы вели речь о появлении в Юрьевеце А.А. Веснина. Как мы помним, Александр Александрович являлся представителем «новой элиты» — он переехал в Юрьевец из Нижнего Новгорода в 1881 г., привлеченный перспективами развития производства на новом месте, в менее жесткой конкурентной среде. Фирма приобретает у разорившегося купца А.А. Балакирева винокуренный завод, вновь запуская на нем производство. Она получает наименование «Товарищество Александровского винокуренного завода». Хозяевами предприятия являются Василий Алексеевич Соболев, Александр Васильевич Долгов и Александр Александрович Веснин. После женитьбы младшего брата Александра Александровича — Алексея Веснина — на дочери Долгова Ольге Александровне, доля тестя в фирме переходит Алексею. Теперь предприятие именуется фирмой В.А. Соболева и братьев Весниных. А после смерти старшего компаньона — Соболева в январе 1893 г., его пай в фирме переходит к наследнице — супруге Анне, сестре братьев Весниных. 

Номинальным представителем (распорядителем) Товарищества Александровского винокуренного в Юрьевце был Веснин, а вот реальным управляющим очень скоро становится рижский гражданин Федор Маркович Бирк. Он представлял собой полную противоположность открытому и доброму Веснину и призван был в некотором роде «уравновесить» несколько безалаберную манеру управления заводом младшего компаньона В.А. Соболева. Бирк был ставленником тестя Веснина — нижегородского «пивного короля» Алексея Федоровича Ермолаева (1840-1900). Ермолаев был хозяином Лысковского и Ново-Лысковского пивоваренных заводов, пивные лавки его фирмы имелись во всех уездах Нижегородской губернии. В последние десятилетия XIX в. Ермолаев, подобно большинству крупных промышленников, становится общественным деятелем — активно участвует в работе Нижегородской думы, учетного комитета общественного банка, опекунского совета Кулибинского ремесленного училища, Лысковского общества вспоможения бедным…

Но прежде всего Ермолаев был производственником. Его Ново-Лысковский завод, оснащенный по последнему слову техники, считался лучшим в Поволжье после Самарского пивоваренного завода, продукция Ермолаева неоднократно получала награды на разных промышленных выставках. В частности, она удостоилась серебряных медалей на XV Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве (1882 г.) и знаменитой XVI Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде (1896 г.). И юрьевецкий завод Весниных тоже должен был играть определенную роль в пивоваренной империи Ермолаева. Поэтому он получает еще одно направление производства (дрожжевое), а на предприятие направляется уже упомянутый Ф.М. Бирк. Федор Маркович, судя по всему, представлял собой классический тип «немца-управляющего», хорошо знакомый нам по классической литературе, а жителям Российской империи XVIII-XIX вв. — по собственному опыту. Сухой, точный, желчный и въедливый, он не должен был сближаться с подчиненными, а держать производство в «ежовых рукавицах». Вот только подобный стиль управления был чреват конфликтами — не только с заводским персоналом, но и посторонними лицами (заказчиками, подрядчиками, поставщиками).

Характерный пример поведения Бирка в обращении с рабочими представляет собой дело по жалобе крестьянского сына д. Варварихи Александра Ивановича Трещина, работавшего в дрожжевом отделении юрьевецкого винокуренного завода. В час ночи 6 февраля 1888 г. в это отделение прибыл директор завода Ф.М. Бирк и подойдя к сидящему Трощину, который хотел засветить свечку, со всего маху огрел его по спине «тяжеловесною клюшкою» (тростью). Что оказалось причиной этого удара — Трощин не знал (судя по всему — сон на рабочем месте). Самого происшествия никто из его товарищей не видел, зато яркий багровый след на спине у рабочего остался. Эту полосу Трощин немедленно предъявил другим рабочим — Якову Матюшину, «масленщику» Моисею Игнатьеву и «колпочнику» Илье Макарову. Без ответа подобную обиду он оставить не мог и немедленно написал жалобу мировому судье 1-го участка Юрьевецкого уезда. Бирк на судебное заседание, конечно, не явился — свои интересы он доверил представлять поверенному Кондратию Григорьевичу Чижову, крестьянину Валдайского уезда Новгородской губернии.

Доверенность К.Г. Чижову от Ф.М. Бирка на ведение судебного дела. 1888 г.

Договор был подписан в конторе юрьевецкого нотариуса Платона Аполлинарьевича Тихановского буквально за несколько дней до разбирательства — 6 ноября 1888 г. Суд состоялся утром 11 ноября — и на нем выяснилось, что никто из свидетелей непосредственно удара не видел. Бирк так и не был признан виновным, хотя вряд ли можно сомневаться, что описанный Трощиным случай имел место в действительности.

Он хорошо характеризует отношения управляющего с рабочими. Вчерашние крестьяне далеко не всегда относились к трудовому процессу с должным прилежанием и дисциплиной. 9 декабря 1894 г. на завод был нанят крестьянин д. Булатова Алексей Васильевич Наумов. Но прослужив до 1-го января 1895 г., он самовольно оставил предприятие, хотя по закону о желании уволиться должен был предупредить не менее, чем за две недели. Причем отсутствовал рабочий отнюдь не по болезни — недавно Наумов приглашал двоих товарищей с завода погулять в д. Мальгино. Бирк подал на Наумова заявление юрьевецкому городскому судье.

Доверенность И.И. Дилевичу от Ф.М. Бирка на ведение судебного дела против А.В. Наумова. 1895 г.

На суд 29 марта 1895 г. в качестве представителя завода явился винокур Иван Иосифович Дилевич. Ответ обвиняемого был более чем характерен — он виновным себя не считал, хотя и признавал, что не известил ни директора, ни винокура о своем уходе с завода. Дилевич настаивал на наказании, поскольку Наумов уговаривал покинуть завод и своих товарищей — тогда как на праздники на нем было оставлено «лишь самое необходимое число рабочих». В итоге было решено подвергнуть нерадивого работника аресту на 12 суток. 14 января 1895 г. на завод нанялся крестьянин д. Белоусихи Андрей Михайлович Соловьев. 

Дело по обвинению крестьянина А.М. Соловьева в самовольном уходе с работы. 1895 г.

Согласно расчетной книжке, он был принят на работу на 10 месяцев (до октября), но покинул новое место уже 23 января — спустя 9 дней после найма. На суде рабочий оправдывался, что ушел, поскольку «захворал». Проболел он неделю, после чего обратно решил не возвращаться. Дилевич в ответ заявлял, что больные на заводе пользуются половинным жалованием, так что предъявив врачебное свидетельство, Соловьев мог спокойно вернуться на работу. Болезнь его винокур считал выдумкой и добился своего — крестьянин был приговорен к 10-дневному аресту.

В другой раз ответчиком выступил уже сам Бирк. На заводской паровой мельнице с 21 марта по 18 июня 1899 г. служил крестьянин д. Костяева Федор Тимофеевич Яровкин. Он исполнял «квалифицированную» должность мельника, поэтому оплата его труда была велика — 33 руб. в мес. (обычный рабочий получал в месяц на заводе Весниных от 8 до 10 руб.). По причине высокого жалования, либо низкой квалификации, Яровкина было решено заменить другим служащим. Но начальство не уплатило ему денег за последние 14 дней, под предлогом того, что в этот период для испытания был нанят уже другой мельник. Он требовал у управляющего выплаты 15 руб. 40 коп. В ответ Бирк заявил, что по делам фирмы уезжает в Ригу, а свой иск мельник должен адресовать Товариществу Александровского завода, а не лично ему.

Дело о взыскании крестьянином Ф.Т. Яровкиным заработной платы с Ф.М. Бирк. 1899 г.

С этим согласился и городской судья А.К. Черносвитов. 29 декабря 1899 г. на Александровский завод в качестве сторожа поступил запасной рядовой Владимир Дмитриевич Ингликов. В конторе ему сказали, что получать он будет 12 руб. в мес., да еще по 50 коп. за праздничные дни (их было от 3 до 6 в месяце). Однако расчетная книжка была выдана ему не при поступлении на работу, а лишь 21 января 1900 г. — и из нее оказалось ясно, что оплата ему положена в размере 8 руб. в мес. Возмущенный сторож решил немедленно покинуть завод. Директор обвинял его в нарушении договора и расчета не давал. «Но между прочим, — писал Ингликов, — он упускает из виду то обстоятельство, что не мною было нарушено правило, а самим им» — ведь расчетку ему должны были выдать сразу по поступлении на службу. Всего он хотел получил с Бирка 7 руб. Тот лично явился на суд 23 марта 1900 г. и вполне справедливо заявил, что иск свой сторож должен адресовать не ему, а предприятию. Аналогичная ситуация сложилась с крестьянином д. Латышихи Василием Васильевичем Егоровым, который поступил на завод с 12 октября 1899 г. на должность кочегара с оплатой 10 руб. в мес. Покинул предприятие он 2 ноября и просил выплатить ему 6 руб. 67 коп. за обычные дни да еще 50 коп. за «свободный». Согласно расчетной книжке, заработная плата Егорова действительно составляла 10 руб. в мес., но с 5 ноября была снижена до 8 руб. Судя по всему, узнав об этом, Егоров и решил покинуть завод. Однако положенных двух недель он не выждал и ушел немедленно — заявив о расчете 2 ноября.

Прошение В.В. Егорова о выплате ему Александровским заводом денег за работу. 1900 г.

На суде 11 июля 1900 г. Бирк согласился уплатить крестьянину 6 руб. 66 коп., но при этом просил привлечь его к ответственности за самовольный уход с работы. Как видим, в данном случае директор уже не отговаривался тем, что иск следует предъявлять не ему лично, а предприятию. Претензии Егорова он удовлетворил, но в ответ получил «сатисфакцию» в виде ареста не вовремя сообщившего об уходе фигуранта.

В разобранных случаях отношения обеих сторон друг к другу предстают не в лучшем виде. Рабочие регулярно покидают завод до истечения даже одного месяца со дня найма. Администрация, со своей стороны, снижает и так невысокую заработную плату и стремится преследовать покинувших предприятие служащих. Судя по разобранным делам, текучка на заводе была высокая. Это приводило в некоторые периоды к нехватке рабочей силы, которую приходилось восполнять не совсем законными методами. Отголоском такой ситуации стало дело по обвинению Ф.М. Бирка в нарушении закона о работе малолетних. 26 февраля 1898 г. фабричный инспектор Костромской губернии Михаил Васильевич Хоменко оказался с проверкой на Александровском заводе и зайдя в упаковочное отделение, обнаружил, что в нем кроме 5 подростков, постоянно работают также 5 малолетних. Этими лицами оказались Никанор Полетаев и Константин Кульков из д. Ямской, а также Макар Гришин, Владимир Андриянов и Василий Павлычев из д. Шихова близ Юрьевца. Всем мальчикам было от 13 до 14 лет, занимались они упаковкой дрожжей в бумагу и бандероли. Гришин и Кульков работали уже более двух лет, а остальные — только с прошлого года. По словам Хоменко, трудились они вместе со взрослыми с 5 часов утра до 3 часов пополудни (с перерывом в полчаса на завтрак и в час — на обед). Спали подростки в том же помещении, где работали, расчетных книжек не имели, а получали всего 4 руб. в месяц «на своих харчах». Если случался экстренный заказ, то некоторые из подростков работали и до 9 часов вечера. Впрочем, служащие завода почти единогласно заявляли, что подростки начинают работу не с 5, а с 7 часов утра и более 8 часов не работают. Это утверждал и управляющий заводом во время отсутствия Бирка — Михаил Петрович Симон, и конторщик В.Д. Белоусов, и приказчики Ф.А. Нарбеков и С.К. Шишкин, и рабочий Ф.И. Рожков.

В деле необходимо было разобраться. Суд состоялся 12 июня 1898 г. Из показаний Никанора Полетаева выяснилось, что работу они начинали с 7, а иногда и с 6 часов утра, в 8 часов завтракали, обедали около полудня, а оканчивали труд в час дня (в экстренных случаях — были заняты до 15-00 или 16-00). Впрочем, другие мальчики отмечали, что время завтрака и обеда определялось тем, когда будут заготовлены дрожжи — сразу после готовности им приходилось работать. Иногда подростки трудились еще два-три часа вечером «начиная эту работу с сумерек».

Протокол судебного разбирательства по делу о труде малолетних на Александровском заводе. 1898 г.

Обедали и спали они действительно на заводе, но не в том помещении, где работали, а в отдельной комнате. Большинство трудились не постоянно — Полетаев показал, что приходил на завод по просьбе брата, работавшего там уже пять лет, и после нескольких дней уходил домой. Об этом же сообщал и Владимир Андреянов — «так с неделю или иногда и месяц поработаешь, а потом домой уйдешь». Наиболее неприятные для владельцев показания дал старший из подростков (ко времени суда ему было уже 15 лет) Константин Кульков. Он отмечал, что на работу мальчики иногда вставали в 3 или 4 часа утра, а заканчивали ее иногда в 10 часов вечера и «бывали не евши, разве схватишь во время работы какой-нибудь кусок». Спали они обыкновенно в рабочей избе, а случалось — прямо в паковальне, куда просились сами. Табели рабочего времени никто из них не видел, а расчетная книжка по окончании работы была выдана только Кулькову.

Конторщик Василий Белоусов, в свою очередь, категорически утверждал, что работать в 5 утра начинали только рабочие, а мальчики — лишь два часа спустя, после заготовки дрожжей. Вечером они иногда работали, но за это полагалась «особая плата». Особых перерывов на завтрак и обед не было, но в ходе заготовки случались перерывы в час-полтора, которые вполне можно было использовать для приема пищи. Бирк отмечал, что экстренные работы бывают небольшие и не могут особенно сильно затянуть рабочий день. Подтверждал это он тремя телеграммами, с заказом одного, двух и трех ящиков дрожжей. Что касается расписания, то «по свойству производства» определить точное время начала и конца работ, а также установить график перерывов возможным не представлялось. Впрочем, расписание он все же составил, но фабричная инспекция отказалась утвердить его. Особое помещение для ночлега на заводе имелось, но мальчишки сами просились спать в паковальню. В общем, несмотря на все оправдания, вина заводоуправления была очевидна. Поскольку фабричная инспекция ранее не предупреждала директора, он был подвергнут сравнительно легкому наказанию: 46-летний Федор Маркович Бирк был обязан уплатить штраф всего в 5 руб.

К слову, после этого неприятного происшествия, Бирку удалось добиться от местной фабричной инспекции утверждения выработанных им правил внутреннего трудового распорядка. Они были узаконены в ноябре 1898 г. и включены в расчетные книжки заводских рабочих. Благодаря тому, что одна из таких книжек за 1899 г. сохранилась, мы имеем возможность ознакомиться с ними.

Расчетная книжка, выданная из Конторы Александровского завода В.В. Егорову. 1899 г.

Итак, найм на завод производился как на определенный, так и на неопределенный срок, что обязательно обозначалось в расчетной книжке. Поскольку ход работ на заводе находился в зависимости от брожения, то точное время начала и конца работы обозначить было невозможно. «Заторщики, квасильщики и мойщики» должны были являться на работу по указанию заведующих и не прерывать ее, пока она не будет окончена. При этом рабочим считалось 9 часов чистого времени, остальное записывалось в расчетку, как сверхурочное. В аппаратном отделении завода трудились два комплекта по 2 чел.: первый начинал работу в 12 часов ночи и заканчивал в 14-00, второй работал с полудня до 2 часов ночи. При этом предусматривались часовые перерывы в 2 часа ночи и в 6 часов вечера, а также перерывы на завтрак в 6 часов утра и обед в 2 часа дня. В паковальне работали 10 чел. с 5 часов утра до 20-00 с часовыми перерывами на завтрак в 8 утра и на обед в 13-30. По схожему графику работали машинист с помощником. Масленщики работали посменно: двое с 6 утра до 6 вечера, один — с 6 вечера до 6 утра. Посменно работали и двое кочегаров. А двое прессовщиков трудились посменно с полуночи до полудня. Двое мельников работали посменно, чередуясь каждые 8 часов, а главный мельник трудился с 8 часов утра до 19-30 с часовым перерывом на завтрак и полуторачасовым — на обед. Сторожей было шестеро — двое охраняли завод днем (с 6 утра до 18-00), четверо — ночью.

Расписание работы на Александровском заводе в расчетной книжке рабочего. 1899 г.

Работа в воскресные и праздничные дни не прекращалась, но каждый рабочий имел 4 выходных дня в месяц «в дни, заранее определенные заводоуправлением». Отлучаться от работы в рабочее время не разрешалось, живущие на заводе рабочие в 23-00 обязаны были явиться в казарму. Строго запрещалось курить табак в большинстве помещений завода, являться на работу в пьяном виде и проносить в рабочие помещения или в казарму спиртные напитки. Естественно, нельзя было «производить шум, ругань, драку и игру на деньги в карты или орлянку». Нельзя было пользоваться и отходами производства — «пить бражку, дрожжевую пену» и выделывать из них «сильно опьяняющий напиток». Остальные правила были посвящены технике безопасности и аккуратности в обращении с машинами. Особенно беспокоились за лошадей — конюхи и кучера должны были держать их в чистоте и опрятности, в случае болезни — немедленно докладывать начальству. Рабочие также обязаны были «иметь хорошее обращение с лошадьми» — им запрещалось накладывать непосильную тяжесть и «тем изнурять их».

Табель взысканий на Александровском заводе в расчетной книжке рабочего. 1899 г.

Перечень штрафов включал более трех десятков различных случаев — все они наказывались взысканием в 1 руб., разве что опоздание от получаса до полутора часов стоило рабочему всего 5 коп., да за разбитое стекло взыскивалось в зависимости от стоимости от 10 до 40 коп. Штраф в 1 руб. накладывался за «спанье» на работе, выпуск в канаву дрожжей, дурное обращение с лошадьми, порчу инструментов, грязь в помещениях и на дворе, самовольную отлучку, курение в неположенных местах, нарушение тишины ссорой или дракой...

Кроме значительной текучки, актуальна была и другая проблема взаимоотношений с рабочими. В своем заявлении полицейскому надзирателю г. Юрьевца от 19 февраля 1897 г. Бирк писал, что несколько месяцев назад на заводе «начали происходить большие нехватки прессованных дрожжей». Обычный вес целого пресса составлял 810-830 фунтов (376,5 кг), но теперь тот же самый пресс давал только 770-790 фунтов (358,3 кг). Было ясно, что некто помогает исчезнуть части дрожжей — только непонятно, еще в прессе или уже во время упаковки. В конце января в паковальню для наблюдения был определен особый конторщик, а еще один должен был «неотлучно находится» при выемке дрожжей из пресса. После этого пропажи на время прекратились. И все же вора удалось уличить — 18 февраля около полудня была обнаружена кража из паковальни двух фунтов «обандероленных» дрожжей крестьянским сыном д. Ямской Степаном Грачевым.

Дело по обвинению С.Е. Грачева в краже дрожжей с Александровского завода. 1897 г.

Он завертывал дрожжи в этикетки, когда приказчик С.К. Шишилов заметил, что рабочий быстро сунул некий предмет в карман и направился к выходу. Приказчик немедленно задержал вора и обыскав его в присутствии конторщика К.А. Жилина, обнаружил в кармане пропавшие дрожжи. После этого происшествия 15-летний Грачев с завода скрылся и более не появлялся. На допросе 23 февраля 1897 г. он простодушно сообщил, что дрожжи хотел продать в хлебную лавочку Д.А. Каргаполова, а деньги ему нужны были на Масленицу. Ранее таких проступков он якобы не совершал. Грачев был приговорен к тюремному заключению на полтора месяца и освободился лишь 22 апреля 1897 г.

Можно было бы предположить, что Грачев действительно являлся единственным виновником регулярной пропажи дрожжей, но уже утром 23 февраля 1897 г. был задержан еще один обвиняемый. Ночной хожалый Яков Давидович Брен в сторожке увидел небольшую корзинку, в которой находился ком дрожжей весом в 1,5 фунта. Принадлежала она его коллеге — ночному сторожу Тихону Соколову, крестьянину д. Содомова. Брен и ранее подозревал его в кражах, но решил шума не поднимать — чтобы узнать, как Соколов попытается вынести дрожжи с завода. Никаких проблем с этим, впрочем, не возникло — сторож просто взял корзинку и спокойно вышел за ворота. Здесь его уже поджидал торжествующий Брен. Он заставил сторожа при воротах Е.И. Локтева остановить Соколова и осмотреть корзинку. Таким образом, сторож сумел совершить кражу, даже несмотря на наличие особых конторщиков как при выемке, так и при упаковке дрожжей.

Заявление Ф.М. Бирка о краже дрожжей с завода сторожем Т.П. Соколовым. 1897 г.

Оказалось, что 55-летний Соколов, отец шестерых детей, хотел разжиться дрожжами на блины в преддверии Масленицы. А вот каким образом ему удалось совершить кражу, выяснить так и не удалось . Суд приговорил его к тюремному заключению сроком на три месяца.

Повестка о явке в Юрьевецкий городской суд свидетелей по делу Т.П. Соколова. 1897 г.

Утром 3 июля 1899 г. на заводе был задержан еще один похититель дрожжей. Крестьянин д. Финенки Иван Колобов выгреб из общей кадки 2 фунта дрожжей и завернул в бумагу. Но когда он проходил мимо сторожки И.М. Соловьева, тот заметил сверток у него в руках, вышел на улицу и приказал остановится. Колобов бросился бежать, а за ним по крику Соловьева погнался рабочий Н.А. Валатин. Когда похититель пробегал мимо другого сторожа, А.Н. Круглова, то сунул сверток под «сортир» и скрылся. Преследователи, обнаружив в нем похищенные дрожжи, отправились к «смотрителю» Я.Д. Брену, который уже отправил их к полицейскому надзирателю.

Доверенность К.А. Жилину на от конторы Александровского завода на ведение дела о краже дрожжей И.К. Колобовым. 1899 г.

Однако на суде ситуация выяснилась — оказывается, Колобов взял из ящика отбросы от дрожжей, которые вскоре подлежали ликвидации — и задержан был лишь по недоразумению.

Более значительным мог быть ущерб от сторонних похитителей, которые пытались утащить с завода то, что попалось под руку. Ночью 25 апреля 1898 г. уже упоминавшимся старшим надзирателем Я.Д. Бреном и сторожем Р.Н. Корольковым был задержан неизвестный, пробравшийся на скотный двор завода и вынимавший из станков железные «шкварни». Вор оказал ожесточенное сопротивление — сначала он оттолкнул Королькова и побежал, затем был схвачен Бреном, но вырвался и от него, и лишь с помощью вовремя подбежавшего конюха А.К. Крылова удалось скрутить злоумышленника. Оказывается, он уже давно крутился у завода — сначала заглядывал в конюшню, но был выставлен оттуда, затем похитил четыре «шкварня» из двух станков, а теперь явился еще за двумя. Задержанным оказался запасной рядовой д. Мостовихи Петр Иванов, «без определенных занятий». Он пояснил, что о прошлой краже ничего не помнит, поскольку был пьян. Задержавшие его лица в один голос заявляли, что алкоголем от Иванова не пахло, и он должен был вполне отдавать себе отчет в своих поступках. До разбора дела он был водворен в земскую арестантскую, а на суде 28 апреля 1898 г. запел старую песню — виновным себя ни в чем не признал, поскольку якобы был пьян и «ничего происходившего не помнит». В данном случае полиции явно пришлось иметь дело с опытным вором. Куда дел похищенные прежде «шкварни», Иванов так и не признался, но отделался трехмесячным заключением.

Отношение начальника Юрьевецкого тюремного замка об отбытии наказания П.И. Ивановым. 1898 г.

Впрочем, нехватка рабочей силы и кражи были не единственной проблемой управляющего завода. Нередко у Бирка возникало недопонимание с поставщиками сырья и материалов. 19 июля 1895 г. в Юрьевец на трех лошадях явились крестьяне д. Ермолова Василий, Иван и Александр Дмитриевичи Лапшины. Они подрядились у Брена возить дрова на его завод со склада купца Автамонова. Однако когда они явились к последнему, купеческий сын Иван Федорович Автамонов заявил, что дрова у них все проданы, а о поставке их на винокуренный завод он ничего не знает. Впрочем, он советовал подождать своего старшего брата Афанасия, который уехал на сенокос. Афанасий явился на следующий день и пояснил, что никаких дров на завод точно не продавал. Обиженные Лапшины направились к Бирку, требуя по 1 руб. на лошадь за простой в 1,5 суток — всего 4,5 руб. Управляющий, однако, денег не отдал и они обратились к городскому судье. На суде выяснилось, что предназначенные для завода дрова Автамонов продал другому лицу. Лапшины за простой сразу получили от заводского бухгалтера, Василия Михайловича Ивакина 1 руб. и «остались довольны». Судья обязал заводское начальство уплатить им еще 50 коп. «капитальной суммы» и столько же — за ведение дела.

Проблемы со своевременной поставкой дров на завод, судя по всему, были постоянными (всего, по данным за 1897 г. на заводе употреблялось дров на 10346 руб. в год.). 15 января 1899 г. крестьянин с. Григорова Меленковского уезда Степан Яковлевич Парунов и директор Александровского завода Ф.М. Бирк заключили контракт о поставке на завод 50 «пятериков» дров — большей частью березовых, а также сосновых и еловых. В пересчете на современные меры, Парунов должен был доставить на завод примерно 1117 кубометров дров — по цене 13 руб. 75 коп. за пятерик (всего — 678,5 руб.). Если среди дров окажутся осиновые или липовые, плата снижалась до 10 руб. 75 коп. Все дрова должны были оказаться на заводе не позднее 10 мая 1899 г. В задаток Парунов получил 220 руб. Условие было подписано юрьевецким нотариусом Н.М. Шурканцевым в его конторе на Георгиевской ул. в доме Малеева.

Договор Ф.М. Бирка и С.Я. Парунова о доставке дров на Александровский завод. 1899 г.

Однако договора Парунов не исполнил и 14 июня 1899 г. Бирк обратился к городскому судье с требованием взыскать с него задаток и 80 руб. неустойки. Суд уже на следующий день принял решение в пользу пострадавшего — ответчик на заседание просто не явился.

Исполнительный лист по взысканию с С.Я. Парунова денег по иску Ф.М. Бирка. 1899 г.

Впрочем, получить с него деньги быстро не получилось. Сначала были описаны «дрова в кошмах», находившиеся напротив Юрьевца на устье Немды — всего на 10 руб. Они были проданы с торгов, после чего Бирк обратил внимание на недвижимое имение отца Парунова — Якова Акимовича, находившееся в Макарьевском уезде (сам Яков проживал в с. Чернышево). Для описания его 21 августа 1899 г. на место прибыл судебный пристав Костромского окружного суда и конторщик завода К.А. Жилин. Крестьянин жил богато — самовар, часы, «шкап», лошадь с двумя жеребятами, четыре коровы, бычок и «подтелок». Все имущество потянуло на сумму в 287 руб. Впрочем, продажи его неудачливому подрядчику удалось избежать — 12 марта 1900 г. Бирк заявил, что «все, следуемые с Парунова по исполнительному листу деньги получены сполна».

Уведомление от конторы Александровского завода о внесении суммы долга С.Я. Паруновым. 1900 г.

В другой раз завод подвел еще один подрядчик — юрьевецкий мещанин Михаил Николаевич Никифоров обязался поставить на завод 3000 обручей для бочек по 3 коп. за штуку. Однако вовремя доставлены они не были, так что их пришлось приобрести у других поставщиков — в чем конторщик К.А. Жилин и выдал Никифорову расписку 25 мая 1899 г. Земский начальник решил, что это удостоверение должно быть оплачено гербовым сбором — но на суде выяснилось, что договор о поставке был словесным и «частная бумага», выданная Жилиным мещанину, вовсе не может являться официальным документом, подлежащим гербовой оплате.

Конверт письма конторы Александровского завода земскому начальнику 1-го участка Юрьевецкого уезда. 1899 г.; Протокол судебного разбирательства по делу М.Н. Никифорова. 1899 г.)

Как видим, на производстве могли возникать самые разные проблемы, справляться с которыми управляющему было все сложнее.

С другой стороны, Александровский завод имел серьезную поддержку со стороны. У предшественника Весниных, А.А. Балакирева были два винокуренных завода — в Костроме и Юрьевце, примерно одинаковые по размеру. К 1880 г. первый вырабатывал 2800 тыс. градусов спирта (34 рабочих), второй — 2600 тыс. градусов (26 рабочих). Общий объем произведенной продукции оценивался в 42 тыс. руб. Юрьевецкий спирт в значительной части перерабатывался на трех водочных заводах тут же в городе — они принадлежали тому же Балакиреву, а также купцам Александре Сергеевне Гальцевой и Александру Степановичу Перфильеву. У Балакирева и Перфильева работало по 2 чел., у Гальцевой — 3 чел. При этом завод Балакирева вырабатывал в год 700 ведер водки на 3850 руб., завод Гальцевой 750 ведер на 4100 руб., а вот перфильевское предприятие в 10 раз больше — 7260 ведер на 21900 руб. После краха Балакирева прекратили свое существование и водочные заводы. Новый владелец завода — Веснин — сотрудничал с купцами совсем другого уровня.

В Нижнем Новгороде его торговыми партнерами были владелец спиртоочистительного завода А.В. Долгов (на 1897 г. объем его производства составлял 410,7 тыс. руб.) и пивоваренного завода А.Ф. Ермолаев (в 1897 г. на его предприятии производилось пива на 74 тыс. руб.). Наследникам Ф.Я. Ермолаева принадлежали также два солодовенных завода а Лыскове (их общий объем производства в 1897 г. — более 30 тыс. руб.). Кроме того, сестре Веснина А.А. Соболевой принадлежал спиртоочистительный завод в Нижнем Новгороде, основанный ее супругом еще в 1863 г. (его объем производства в 1897 г. составлял около 58 тыс. руб.). Предприятия Долгова и Ермолаева, на дочерях которых были женаты Александр и Алексей Веснины, были крупнейшими в своей отрасли в Нижегородской губернии. А Александровский завод занимал весьма достойное место в своей губернии — на 1897 г. с ним мог конкурировать только винокуренный и спиртоочистительный завод И.П. Третьякова в Костроме (он производил продукции на 97,3 тыс. руб.). Но юрьевецкий завод все же обгонял его по общему объему производства — всего в год он вырабатывал хлебно-картофельного спирта, прессованных дрожжей и барды на 98285 руб.

Если управлением производством занимался Ф.М Бирк, то на Веснине лежала реализация продукции. Как уже сказано, завод был крупнейшим предприятием губернии, а в соседней Владимирской самым значительным конкурентом был спиртоочистительный завод Ф.М. Листратова в Шуе, производивший в 1897 г. продукции на 51 тыс. руб. По данным на 1900 г., у завода имелись склады в Москве на Большой Дмитровке (дом Г.И. Ностиц), в Нижнем Новгороде (торговля А.А. Соболевой), а также в Самаре на Казанской ул., в Костроме на Сусанинской ул. и во Владимире на Большой ул. Естественно, продукцией завода широко пользовались и питейные заведения Юрьевца — а их, как мы помним, было немало. Частные перекупщики развозили продукцию завода Весниных по всему уезду. Характерно, что конфликтов с ними случалось меньше, чем в ходе управления заводом — Веснин вел дела более мягко. Но все же они происходили. 2 июля 1895 г. Александр Александрович заявлял, что запасной унтер-офицер Федор Фролович Лебедев получал из «по заборной книжке» с завода товар для винной торговли с 5 июля 1893 г.

Квитанция конторы Александровского завода об отпуске заборной книжки Ф.Ф. Лебедеву. 1893 г.

К настоящему времени он оказался должен заводу 184 руб. 64 коп. Веснин просил городского судью И.В. Семенова взыскать с Лебедева эту сумму, предоставив выписки из расчетной книги заводской конторы.

Прошение А.А. Веснина о взыскании долга за отпущенное вино с Ф.Ф. Лебедева. 1895 г.

Согласно этим документам, Лебедев получал от 2 до 4 раз в месяц разный товар: столовое и очищенное вино, спирт, водку. Например, в июле 1893 г. Долгов получил столового вина 3,5 ведра, очищенного — почти 29 ведер и около трети ведра спирта. Ведро столового вина стоило 5 руб. 40 коп., очищенного — 5 руб. 20 коп., спирта — 10 руб. 40 коп., водки — 6 руб. 50 коп. Бочки, в которых отпускалось вино с завода, ценились в 2 руб. Всего с июля по декабрь 1893 г. Долгов приобрел продукции завода на 1121 руб. 80 коп., а в 1894 г. с января по июль — на 728 руб. 64 коп. Но если на 1893 год он рассчитался полностью, то за следующий уплатил лишь 544 руб. На суд вместо Веснина прибыл его поверенный — юрьвецкий мещанин Михаил Владимирович Коперанов. Лебедев признал свой долг и обязался уплатить его, компенсировав также 2 руб. 55 коп. судебных издержек.

Если на заводе Балакирева трудилось обычно не более 30 рабочих, то численность рабочих у Весниных была вдвое выше — а соответственно, вдвое выросла и производительность. Уже в 1887 г. на заводе трудились 80 рабочих, спирта вырабатывалось на 5402 тыс. градусов. В этом году завод получает новую специализацию, вырабатывая также значительное количество дрожжей — к 1894 г. их производилось 13700 пудов на сумму в 110 тыс. руб. На дрожжевом производстве было занято 25 рабочих. К 1897 г., как уже отмечалось, объем производства завода составлял 98,3 тыс. руб., на нем трудилось 68 мужчин и 12 подростков. К 1903 г. производство развивается — рабочих уже 84 чел., хлебного спирта производится на 130,8 тыс. руб., дрожжей — на 236,7 тыс руб. Как видим, производство Весниных в значительной степени ориентировано все же на дрожжи, а не на спиртовую продукцию.

Сохранилось подробное описание завода, относящееся к августу 1899 г. Комплекс построек включал: двухэтажное здание завода (площадью более 970 кв. м), одноэтажную заводскую контору (156,6 кв. м), спиртовой склад (299,5 кв. м) и кузницу (59,6 кв. м). Все эти постройки были каменными, а покрыты были железом. Также при заводе имелась бревенчатая хлебная кладовая на каменных столбах, два хлебных амбара, сарай для материалов, бондарка, спиртовый склад, солодовня — все это были бревенчатые постройки, крытые тесом. К амбарам были пристроены пять тесовых пристроек, а к кузнице — тесовая «угольница». Имелось на заводе также несколько бревенчатых построек для жилья — дом на каменном фундаменте для служащих (270,8 кв. м), мезонины к нему (222 кв. м), казармы для рабочих на каменных столбах (333,7 кв. м) и сторожка (28,2 кв. м). Эти строения также были бревенчатыми, но покрыты железом. На заводе имелись: паровая машина, шесть паровых и бражных насосов, дрожжевой насос, два паровых котла, электрическая динамо-машина, два спиртоперегонных аппарата — завода «Пфор» и завода «Дангауэр», сверлильный и токарный станки и другие приспособления...

Однако специализация завода преимущественно на дрожжевом производстве оказалась ошибкой дирекции. Фирма Весниных постепенно начинает проигрывать конкуренцию на дрожжевом рынке империи — главным ее противником оказалась Общество Московского винокуренно-дрожжевого завода Б.А. Гивартовского, основанного еще в 1858 г., а к 1897 г. вырабатывавшее продукции на сумму 562 тыс. руб. В результате в 1904 г. винокуренный завод Весниных прекращает свою яркую историю, уместившуюся в два десятилетия на исходе XIX в. — он закрывается, а его владелец перебирается в Москву. Усадьбу и дрожжевой завод приобретает выходец из низов, недавний крестьянин, Семен Васильевич Катюшин. О нем и будет следующий рассказ в нашей хронике..