Города и веси… Лух. Часть 1

Продолжая рассказ о малых городах Ивановской области, остановимся на небольшом городе Лухе — центре одного из последних удельных княжеств Средневековой Руси, превратившемся в XVIII в. в типичный «сельский город», жители которого занимались преимущественно выращиванием овощей. Впервые Лух упоминается в Сокращенном летописном своде 1493 г., где зафиксированы сведения о нападении в январе 1429 г. татар, сначала на Кострому, а затем на Плесо и Лух. Великокняжеские воеводы догнали и разгромили разбойников уже за Нижним Новгородом — отличились князья Федор Константинович Брянский и Федор Давыдович Пестрый. Упоминание в этом фрагменте Луха вместе с Плесом отнюдь не случайно. Историки предполагают, что строительство крепостей в Лухе и Плесе относится к одному периоду (плесская крепость, как известно, была заложена по приказу великого князя Василия Дмитриевича в 1410 г.). В 1497 г. Лухский удел получил во владение влиятельный литовский князь Иван Федорович Бельский, бежавший к московскому государю в 1481 г., после неудавшегося заговора против великого литовского князя Казимира IV. В духовной грамоте Ивана III Васильевича (1504 г.) он сообщал, что пожаловал И.Ф. Бельского вотчиной «город Лух с волостьми, да волости Вичюгу да Кинешму, да Чихачев». За это Бельский и его потомки должны были служить сыну Ивана, Василию III «а ту свою вотчину держать по тому, как было при мне». Бельские владели Лухом до мая 1571 г., когда в результате знаменитого похода на Москву крымского хана Девлет-Гирея погиб внук Федора Ивановича Бельского, князь и воевода Иван Дмитриевич со всей семьей. После этого был образован Лухский уезд, который в 1574 г. был выделен выехавшему на Русь валашскому господарю Богдану Александровичу, а после его смерти в 1581 г. — «в обиход» вдове наследника Ивана IV, Ивана Ивановича Елене Ивановне (Шереметевой, в иночестве — старице Леониде). Ее кончина в 1595 г. завершила удельную историю Луха.

В годы Смуты Лух, как и большинство городов и сел нашего края, оказался в эпицентре антитушинского восстания в городах Восточного Замосковья. Соединенные силы восставших взяли Лух, занятый сторонникам Лжедмитрия II, в начале декабря 1608 г. Один из луховских детей боярских отправился с пленными в Нижний Новгород, где сообщил, что лушане «били челом» законному царю В.И. Шуйскому, а «воров в Луху переимали». Однако после поражения восставших под Суздалем 17 февраля 1609 г., Лух вскоре был захвачен отрядами «лисовчиков». Воеводой его стал знаменитый тушинец А.З. Просовецкий. Месяц спустя он уехал из Луха, а в июне 1609 г. город вновь перешел к восставшими — гарнизон покинул его, «потому что их осталось немного, а мужики в скопе». Таким образом, Лух, как и большинство других небольших крепостей в годы борьбы с тушинцами, неоднократно переходил из рук в руки. Его уезд оказался сильно разорен не только в ходе военных сражений, но и набегов казачьих отрядов, а также разбойничьих шаек, продолжавшихся до 1618 г. В 1617 г. тогдашний лухский воевода Иван Лукьянович Опухтин составил «дозорные книги», согласно которым в Лухе было учтено всего 33 тяглых двора. Но уже в следующем году крепость подверглась очередному нападению — осенью 1618 г. в Лухе объявились казаки из «вязниковского лагеря», отказавшиеся подчиняться царскому воеводе кн. Г.К. Волконскому. Разделив на «приставства» Ярополчскую волость, казаки многократно наведывались за добычей в соседние уезды — от них пострадал в том числе и Лух.

В дозорных книгах Ивана Афанасьевича Головленкова 1624-1626 гг. в Лухе отмечено 13 нетяглых вдовьих дворов, «а мужей их побили литовские люди, а иных разбойники, а иные собою померли». Кроме того, в посаде имелся 31 пустой двор «а запустели от разбойников, как розбивали Лух во 126 году, иные побиты, а иные померли а иные бродят по миру по уездным людям». Впрочем, посадских дворов все же оказалось больше, чем по дозору И.Л. Опухтина — 37 тяглых дворов и 24 бобыльских. Спектр профессий посадских людей был чрезвычайно широк: среди них отмечены четверо сапожников, по трое сыромятников, овчинников и мясников, по два кузнеца, гончара, портных, калачника, крашенинника, рыболова и «москотильника» (торговцы химическими товарами). Наконец, по одному хозяину занимались серебряным делом, извозом, торговлей «щепетеньем» (галантерея) и продажей соли. Имелись среди посадских людей также мельник и «рудомет» (врач). Но внимание привлекает сразу трое жителей, занимавшихся торговлей луком и чесноком — уже на тот момент огородная культура была одним из самых развитых занятий в городе. Судя по всему, для огородов использовались пустые «селитебные» места — всего лушане арендовали 22 «оброчных места», за которые уплачивали в приказ Владимирской четверти 1 руб. 2 коп. Городской торг был невелик — 35 лавок и 14 лавочных мест. Также имелись в городе пять кузниц и харчевня. Лухская крепость к этому времени оказалась пуста: «город Лух на реке на Луху древян ветх вдоль 60 саж., поперег 30 саж., а дворов в городе нет». На посаде располагались две «шатровые» деревянные церкви: соборная Успения Пресвятой Богородицы, «строенье старинное» и Козмодемьянская, «строенье мирское». Рядом с каждой находилось еще по одному храму «клетцкого» типа — Пятницкая церковь при Успенской и Николаевская — при Козмодемьянской. Вместо воеводского двора осталось пустое место, а располагались луховские воеводы на пустом дворе посадского человека Панкрашки Семенова, «а ево убили разбойники давно». Рядом находились губная и таможенная изба, дворы губного старосты и «государева конюха», а также крупных феодалов — кн. Б.М. Лыкова, кн. Д.М. Пожарского и Николаевского Тихоновского монастыря. Кроме того, имелось девять пустых дворов и дворовых мест мелких землевладельцев, а также дворы земских чиновников — земского и таможенного дьячков, и еще двух рассыльщиков.

Постепенно восстановившись после невзгод Смуты, в течение XVII в. Лух постепенно растет. Уже в 1646 г. в городе имелось 123 двора, а к 1678 г. — 187 тяглых дворов. Из них посадским людям принадлежало 62 двора (246 чел.), бобылям — 103 двора (291 чел.), а «нищим людям», не платившим тягла — 22 двора (47 чел.). При этом не особенно увеличилось число дворов священнослужителей (6 дворов, 20 чел.) и осадных дворов землевладельцев (5 дворов, 22 чел.). Осадные дворы принадлежали Тихоновской пустыни, а также кн. А.Б. Хворостининой, кн. И.Д. Борятинскому, кн. И.Н. Большому-Белосельскому, П.М. Скрябину и И.М. Палатову. Таким образом, общая численность мужского населения города составляла всего 626 чел. Как отмечает занимавшийся изучением лухской торговли М.Б. Булгаков, город считался «медвежьим углом» региона, находясь вдали от больших водных и сухопутных дорог. Лухские торговцы зачастую ориентировались не на внутренний рынок, а выезжали на многочисленные торжки и ярмарки соседних уездов. Основными посетителями местного торга были окрестные крестьяне, но приезжали гости и издалека. На исходе марта 1650 г. в Лух за покупками направился крестьянин д. Шишкина Владимирского уезда Алфимка Максимов. Ехал он в Лух по приказу своей госпожи, кн. Мавры Осиповны Плещеевой «для покупки». Однако до места ему добраться не удалось — на дороге его подкараулил крестьянин лухского помещика, кн. Ф.Ю. Хворостинина Петр Олбанин «с товарищи». Они напали на неудачливого покупателя, избили его «до полусмерти», забрали лошадь и деньги его государыни (20 руб.), а также «кавтан сермяжной да шубной».

Среди наиболее состоятельных купцов последней четверти XVII в. выделяются записавшиеся в Суконную сотню Никифор Еремееев Малокуров, Максим Федоров Попов, а также тяглец Степан Аксенов Попов. Первый владел на городском торгу сразу тремя лавками, вторые имели купленных малолетних «ясырей» (пленников), а Максим — еще и двух бобылей, работавших на него «из найму погодно». Судя по всему, «гость» Н.Е. Малокуров имел серьезные трения с местными купцами и воеводской властью. После смерти Никифора, его вдова Ирина передала на хранение дьякону соборной Успенской церкви Стефану Иванову «сундук и коробьи и приголовник» со «всяким животом и письмами». «Животы» Малокурова были заперты и опечатаны, хранились они в амбаре на дворе соборного дьякона. Но недругов «гостя» это не остановило. В ночь с 15 на 16 февраля 1695 г. они явились на двор дьякона, в тот момент гостившего в с. Петровском Суздальского уезда у кн. И.Д. Барятинского. Акция была санкционирована самим местным воеводой Александром Павловичем Симоновым — в числе нападавших были приказной подьячий Кузьма Котельников, посадский человек Павел Масленников и ярыжный кружечного двора Ивашка Голый. Сопровождал их священник Воскресенской церкви Василий Стефанов. Матери дьякона они заявили, что им нужно опечатать его «животы и двор». Та пускать их без понятых не захотела, но «малое время измешкав», они насильно вломились во двор, побили домашних дьякона и отняли ключи от хранилищ. Открыв клеть, они забрали оттуда несколько вещей (треух, женскую шапку и ларец с мелкой рухлядью) и опечатали помещение. Затем они посетили и амбар в подклети, где разломали печати и запоры на сундуке и коробье Малокурова. Все малокуровские «животы» они на двух санях забрали с собой, а на дворе дьякона поставили стражу. Обескураженные домашние, запертые в избе, стали из окон кричать, что их грабят — за что тут же получили несколько «ослопов», брошенных в окошки. Это несколько успокоило ситуацию. Животы Малокурова оказались на воеводском дворе, туда же через пару дней были доставлены после просмотра ларечным кружечного двора Петром Ивановым и кабалы Малокурова.

В целом, лухский торг к февралю 1688, г.. когда он был описан подьячим Владимирской четверти Яковом Семеновым, не слишком увеличился сравнительно с 1626 г. — на нем имелось 34 лавки, 7 лавочных мест, да еще 3 пустых лавочных места. Спектр основных ремесленных профессий не слишком изменился — лавками владели мясники, «серебряники», сыромятники, красильники, кузнецы. Несмотря на некоторое сокращение числа торговых объектов и отсутствие среди них амбаров, свидетельствующих о крупнотоварной торговле, обороты лухского торга в течение третьей четверти века все же значительно возросли — если в 1640 г. откупщик получил лухскую таможню за 175,9 руб. в год, то уже в 1674 г. она приносила дохода 356,16 руб. При этом лухскому торгу приходилось постоянно конкурировать с монастырским. Положение осложнялось тем, что монастырские крестьяне были неподсудны местному воеводе, дела по тяжбам с ними приходилось вести в Москве. Это противостояние выливалось в многочисленные конфликты, один из которых освещается в челобитной верного головы лухского кружечного двора Ивашки Мясникова и ларечного (казначея) Луки Улетова. По их словам, 12 июня 1689 г. целовальник кружечного двора Кузьма Анисимов был отправлен в ярмарку в Тихонову пустыню за покупками «для лошади и для меду на ставки», для чего ему было выделено 25 руб. Явившись на ярмарку, Анисимов зафиксировал, что монастырские крестьяне продают на ней мед и вино помимо лухского кружечного двора, чем чинят казне лухского кабака «поруху и питью остановку». Он попенял на это организаторам ярмарки, за что был немедленно наказан — по приказу строителя пустыни иеромонаха Тихона, староста монастырского с. Сокольского Иван Любимов и выборный Михаил Никитин вместе со служками и крестьянами накинулись на него у Гостиного двора, «били и увечили». Целовальника арестовали и доставили в монастырскую воротную башню, где «били ж плетьми смертным боем». Ниже перечислялись другие обиды от монастырских крестьян: они растили в Лухе солод и «сожгли солодовенный овин» на кружечном дворе, не дают кружечным целовальникам ездить со своей продукцией в села Филисово и Семеновское, «бьют их и увечат смертным боем». Наконец, они являлись и на кружечный двор, браня и похваляясь «всяким дурном» на его чиновников. Продолжение следует...